Хорал [litres] - Кент Харуф

– Это ваше? – спросил он.

– Да, – ответила она, – мое.

– Проходите и садитесь. Я поставлю вещи вниз. Вы ведь этого хотите?

– Не лезьте, – возразил Дуэйн. – Вас это не касается.

– Нет, сэр. Я скажу вам кое-что. Я вижу, что эта девушка хочет сесть в автобус.

Он встал между ними. Это был мужчина среднего роста в серой рубашке и галстуке.

– И она это сделает.

– Черт возьми, Вики! – воскликнул Дуэйн.

Схватился за ее красную сумочку, дернул на себя. Ремешок порвался.

– О, не надо, – взмолилась она. – Оставь ее мне.

– Подойди и забери.

Он держал сумочку подальше от нее.

– Так, – сказал водитель автобуса. – Это не ваше.

– А мне плевать. – Он сделал шаг назад. – Пусть подойдет и заберет, если хочет.

Девушка взглянула на него и тут же почувствовала, что размышлять больше не о чем. Она отвернулась и, когда водитель подал ей руку, приняла ее и осторожно вошла в автобус. Люди, сидевшие на своих местах в обоих рядах, глядели на нее, а она на них, и она медленно двинулась по проходу, и они смотрели, как она идет, а после смотрели на то, что происходит снаружи. Дуэйн теперь шел вдоль автобуса, следуя за ней, пока она не нашла свое место и не уселась, и тогда он встал, держа одну руку в заднем кармане штанов, а другой размахивал красной сумочкой, смотрел на нее и негромко говорил:

– Ты вернешься, – говорил он. – Ты даже понятия не имеешь, как будешь по мне скучать. Ты вернешься.

Она не слышала, но могла читать по губам. Он повторил это. Она покачала головой.

– Нет, – прошептала она, повернувшись лицом к стеклу. – Не буду. Никогда.

Она отвернулась от окна и устремила взгляд в переднюю часть автобуса, ее лицо блестело от слез, которых она не замечала, и вскоре водитель сел на свое место, закрыл дверь, и они отъехали от тротуара в темном подземном павильоне станции. Когда автобус свернул на ярко освещенную улицу, она оглянулась на Дуэйна: он стоял там же, где и прежде, искал ее глазами, следил за уходящим автобусом, и она подумала, что ей должно быть жаль его, почувствовала, что способна пожалеть его – он выглядел теперь таким одиноким и брошенным.

Она спала часть пути. Проснулась, когда автобус остановился в Форт-Моргане. Потом в Браше. Высокие равнины снова начинали зеленеть, и ее это немного порадовало; становилось теплее, и она смотрела в окно на островки полыни и мыльнянки на пастбищах, на первые робкие ростки бизоньей травы и тимофеевки.

Они сделали остановку в Норке, где жила его мать. Девушка никогда ее не видела. Лишь раз говорила с ней, звонила с уличного телефона из будки на шоссе, когда пыталась узнать, где Дуэйн, и теперь уже никогда не встретится с этой женщиной, не увидит ее, но это не имело для девушки никакого значения. Его мать никогда не узнает о ребенке, который родится в городе всего в сорока милях от нее.

Автобус двинулся дальше, и они въехали в округ Холт: местность снова стала плоской, с песчаной почвой, мелькали чахлые деревья на одиноких фермах, гравийные дороги, ведущие строго на север и юг, будто линии, расчерченные в детской книжке, проволочные заборы в четыре горизонтальные нити перед сточными канавами, появились коровы с молодыми телятами на пастбищах за колючей проволокой, то тут, то там обнаруживалась рыжая кобыла с новорожденным жеребенком, а далеко на юге виднелись низкие дюны, синевшие на горизонте, точно сливы. Озимые всходы были единственной настоящей зеленью.

Уже спустились сумерки, когда они в последний раз повернули на запад к городу, проехали под железнодорожным мостом, снизили скорость и въехали в Холт, миновав кафе «У Шаттук» и «Легион». Уличные фонари только включились. Автобус остановился на заправке на перекрестке шоссе 34 и Мэйн-стрит. Девушка встала с места и медленно спустилась по ступенькам. Вечерний воздух был зябким и колючим.

Водитель вынул коробку из багажного отсека и поставил на тротуар, кивнул девушке, и она поблагодарила его, а он ушел на заправку купить себе кофе и после вышел со стаканчиком в вытянутой руке, стараясь не облиться, и затем автобус уехал.

Девушка перенесла коробку к стене заправки, где под козырьком висел телефон. Она снова позвонила Мэгги Джонс.

– Виктория? Это ты? Где ты сейчас?

– Здесь. Я снова в Холте.

– Где?

– На заправке. Как думаете, они меня примут?

– Милая, ничего не изменилось с утра. Может, и примут. Я не знаю. Я не могу говорить за них.

– Мне им позвонить?

– Я отвезу тебя туда. Думаю, тебе лучше спросить их лично.

– Вы не говорили им, что я еду? Что я возвращаюсь?

– Нет. Предоставлю это тебе.

Макфероны

И снова, как и в то осеннее воскресенье, Мэгги везла девушку за город, семнадцать миль на юг от Холта, и девушка снова боялась, как и в тот день, но теперь она внимательно разглядывала пейзаж за окном вдоль дороги, ведь он был ей знаком, и спустя двадцать минут они свернули на дорожку к старому деревенскому дому, и машина остановилась у проволочных ворот. Девушка долго сидела и смотрела на ветхий домишко. Внутри, на кухне, зажегся свет. Потом зажглась лампочка над входной дверью, и Рэймонд вышел на крыльцо, укрытое сеткой.

– Ну же, – подбодрила ее Мэгги Джонс. – Вот и узнаешь.

– Я боюсь того, что они скажут, – ответила девушка.

– Они вообще ничего не скажут, если так и будешь сидеть в машине.

Она открыла дверь и вышла, все еще глядя на дом и на старика на крыльце. Затем Гарольд присоединился к брату. Оба стояли, не двигаясь, и наблюдали за ней. Она медленно, тяжело побрела к крыльцу, слегка отклоняясь назад, чтобы уравновесить живот. В холодных сгущавшихся сумерках она остановилась у первой ступеньки и взглянула вверх, на них. Поднялся ветер. Зимнее пальто было ей теперь слишком узко, поэтому она не застегнула его на животе, и полы захлопали по бедрам.

– Это я, – сказала она. – Я вернулась.

Они смотрели на нее.

– Это мы видим, – проговорил один из них.

Она смотрела на них снизу вверх.

– Я пришла спросить вас… – начала она. – Я хотела спросить, не позволите ли вы мне вернуться сюда и жить с вами.

Они смотрели на нее – два брата, старики в рабочей одежде с седыми, коротко стриженными, непослушными волосами, штанины их комбинезонов пузырились